В феврале кроет так, что даже стоять на ногах тяжело. Я не люблю февраль, во всяком случае, первую половину - последняя перестройка до дня рождения самая жёсткая. Во мне сейчас много внутренней силы - но силы неправильной, искажённой, желающей подвергать искажению оказавшихся рядом, случайно или намеренно.

Привычно проваливаясь по щиколотку в хрустящий снег, я снова смотрю на мир сквозь оптический прицел. Замёрзшие полупрозрачные иглы, кружась, падают мне на плечи. Я заставляю себя очистить разум, пока в голове не останется лишь белый шум - и только затем стреляю, сосредоточившись на мишенях. Я не промахиваюсь ни разу - осколки льда падают, разлетаются, словно стёкла в кошмарном сне, а я все не чувствую никакого азарта, только необходимость стрелять, поражая цель.

Мои ладони краснеют, затем белеют, синеют, и я не чувствую кончиков пальцев, но точность не падает, ведь руки - это не более, чем инструмент. Твой меткий выстрел - это рассчёт и сражение прежде всего в твоей голове.

Я думаю об этом, когда еду домой и уже сидя в тепле, смазываю кремом обмороженную кожу. Я не испытываю к себе никакой жалости.

До дня рождения остается лишь двадцать дней.